«Ощущение, что мне это понравится, было правильным»
- 23.06.2025
Ольга Волкова учится на первом курсе магистратуры физического факультета Новосибирского государственного университета (ФФ НГУ) и работает старшим лаборантом в радиофизической лаборатории Института ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН (ИЯФ СО РАН). С коллегами девушка разрабатывает устройства для измерения магнитного поля в поворотном магните перепускного канала Инжекционного комплекса (ИК) ВЭПП-5. В 2024 г. за успешную научную работу Ольга получила стипендию им. В.И. Нифонтова – одну из именных стипендий, которые учреждены в Институте как мера поощрения талантливых физиков. В интервью Ольга рассказала, сколько девчонок училось с ней на факультете, часто ли она слышит, что физик – не женская профессия, а радиофизик подавно, и о том, может ли наука стать мировоззрением.
Старший лаборант ИЯФ СО РАН Ольга Волкова. Фото Т. Морозовой.
– Оля, расскажи, пожалуйста, как формировались твои интересы в школе? Как появилась склонность к физике и математике?
– Сложно переоценить вклад школьных учителей в формировании интересов, потому что именно благодаря им я более-менее нащупала интерес к математике в обычной школе в Искитиме. Помню, как на уроках наша учительница Лариса Семеновна Белич объясняла нам уравнения с одной неизвестной: «Одна хризантема – это икс, вторая хризантема – игрек». Но не во всех школах хорошо преподают математику и физику, даже от класса к классу уровень преподавания может сильно разниться, и не всегда учитель может установить с учениками контакт. Лариса Семеновна из тех, кто умеет это делать. Вот мне с детства и нравились люди неравнодушные к своему труду.
При этом любви к физике у меня в школе не случилось, но вектор движения был понятен. Потом от одноклассницы я узнала про ФМШ и уехала в Новосибирск поступать. В тот период проживание и обучение в СУНЦ НГУ были платным, но финансовая возможность у меня была, за что большое спасибо моим родителям. На втором году обучения я выиграла в каком-то конкурсе среди учеников школы и дальше училась уже бесплатно.
– Интересно представить, каково это в 16 лет уехать из дома (хоть и не так далеко), жить одной, учиться. Чем запомнился этот период в жизни?
– Учиться было тяжело, схватывала я все вообще не с первого раза и была, мягко говоря, не в топе. Но я знала, что это того стоит, поэтому усердно училась и работала над собой. Я понимала, что не хочу сидеть на уроках и скучать, пинать балду – я хотела подняться на уровень повыше. Вот этим я и занималась в ФМШ.
Жизнь в ФМШ – это своеобразный микс, где центральное место занимает учеба, которой очень много, есть еще и всевозможные тусовки, и мероприятия, но в разумных пределах – за школьниками там очень хорошо следят. Мне очень нравилась взаимопомощь, которой учишься, когда живешь в коллективе. Мы же и к домашкам, и к сессии готовились все вместе. Одному учебную программу сложно вывозить, а вот всем вместе – сильно легче. Помню, Луиза Петровна Кондаурова постоянно подчеркивала, как полезно объяснять одноклассникам пройденную тему – один раз сам понял, рассказал кому-то, понял еще лучше. Этот подход действительно работает.
После ФМШ я поступила на физфак НГУ, но как-то по накатанной, без четкого понимания, чем хочу заниматься, но осознав, что чисто математика мне не интересна, хотя я и могла бы учиться на мехмате. К тому же сейчас активно развиваются направления нейросетей и big data – это все очень круто. Но выбрала я физику.
– Было ли тяжело на первом курсе и есть ли какие-то правила успешной учебы, которые тебе помогли?
– Сейчас я понимаю, что нужно правильно расставлять приоритеты и ставить цель. Но вообще, в любом случае придется пахать, даже если твоя цель – не красный диплом, а просто диплом. У меня, например, не было цели учиться на отлично по всем предметам, я ее и не достигла. И в любом случае, нужно рассчитывать свои силы.
– А на каком курсе ты поняла, чего хочешь от учебы в университете, какую область физики выбрать?
– Наверное, к моменту распределения по кафедрам я уже знала, чего хочу. И, кстати, в этом смысле мне очень нравится подход ФФ НГУ, потому что у нас нет четкого распределения по кафедрам с первого курса – все понимают, что в 18 лет выбрать направление невозможно.
После лабораторных работ, которые на втором курсе проводит для студентов кафедра радиофизики, я поняла, что вот это все мое – аналоговая схемотехника, усилительные каскады, транзисторы, есть какая-то красота даже в простом делителе напряжения. Вообще, со стороны это все выглядит пугающе, потому что совершенно непонятно, но мне нравится логика задач, образ мышления в этой работе. А если добавить сюда цифровую схемотехнику, программирование цифровых элементов – это вообще космос, это круто. Конечно, это я сейчас уже во многом разобралась, а тогда у меня было очень примерное представление того, чем я буду заниматься. Но ощущение, что мне это понравится, было правильным. И вообще, когда в конце второго курса НГУ определяешься с направлением, становится как-то приятнее учиться.
– Радиоэлектроника – это набор какого-то оборудования? Когда спускаешься под ВЭПП-2000, и там все эти провода, щитки, лампочки. Про это речь?
– Такой силовой электроникой, как у ВЭПП-2000, наша лаборатория не занимается, мы разрабатываем дополнительные периферийные измерительные устройства для ускорителей ИЯФа. Это очень разноплановая и разнообразная деятельность, что, кстати, является одним из больших плюсов: я могу побыть разработчиком и создать свою плату, которая будет выполнять какую-то измерительную функцию, могу на эту плату микроконтроллер поставить и его запрограммировать. Тут сразу несколько видов деятельности и компетенций. Ты постоянно что-то отлаживаешь, паяешь, измеряешь, напряжение подаешь – просто супер!
Здесь идеальное сочетание всего. Представьте себе классическое программирование – обычный программный код, нолики и единички, которые не кажутся реальными. А здесь мы получаем не какие-то строчки кода, а буквально «управлялку», которая заставляет работать реальные физические объекты, платы. И это приятно – видеть, как то, что ты сделал – работает в жизни.
Когда я еще только выбирала кафедру и соответственно лабораторию, одну из курсовых работ я писала в Институте физики полупроводников им. А.В. Ржанова СО РАН. Область деятельности схожая, я не пыталась попробовать что-то идущее в разрез моим интересам. Но потом поняла, что не лежит душа именно к ИФП, там бы я занималась чисто научной деятельностью, а я бы не назвала радиофизиков классическими учеными, в том понимании, например, в каком мы говорим об ускорительщиках или «фэчистах» (ФЭЧ, физика элементарных частиц). Радиофизика – это что-то о прикладной деятельности, инженерной. Да мы тоже проводим исследования, ставим эксперименты, мучаемся по многу часов, собирая данные, но деятельность получается более разнообразная.
– Твоя дипломная работа посвящена датчикам Холла. Расскажи, пожалуйста, над чем ты со своим научным руководителем сейчас работаешь?
– В ИЯФе работают два коллайдера на встречных электрон-позитронных пучках, на которых проводятся эксперименты по физике высоких энергий. Генерирует электроны и позитроны инжекционный комплекс (ИК) ВЭПП-5. Эти частицы попадают на ускорители через каналы выпуска ИК, и делают это поочередно. Так как мы работаем с разнополярными частицами, то каждый раз при их выпуске нужно измерять магнитное поле в поворотных магнитах и перестраивать его с точностью лучше, чем 10 -3. Сейчас при постройке магнитного поля специалисты ИК ориентируются только на значение тока магнитов, а так как зависимость магнитного поля от тока имеет гистерезис, то есть функция неоднозначна, то только через несколько итераций можно попасть в нужную точку.
Напечатанная, но еще не распаянная плата измерительного модуля. Фото О. Волковой.
Для более качественной настройки перепуска необходимо знать реальное поле, а не ток. Мы в нашей лаборатории ведем разработку распределенной холловской системы, предназначенной как раз для измерения поля в магнитах, разнесенных примерно на 15 метров и образующих электронно-оптический тракт канала перепуска. Я участвовала в разработке, сборке и тестировке прототипа такой системы и создании программного обеспечения для ее дистанционного управления. Также мы проводили исследования радиационной стойкости нескольких датчиков Холла в реальных условиях и продемонстрировали, что их можно применять в условиях ИК. Разработали схемотехнику рабочей версии системы, дополненной новыми интерфейсами для удаленного управления, была разработана топология платы измерителя. Сейчас нам предстоит отладка этой платы, написание интерфейса управления микросхемами и дальнейшие исследования радиационной стойкости различных датчиков.
– Как улучшится работа ИК или ВЭПП-2000, когда все это заработает?
– Сейчас работа по настройке магнитного поля по току очень трудоемкая, а если мы научимся измерять магнитное поле, то процесс упростится и станет более приятным.
– Ты с такой любовью обо всем этом рассказываешь – точно в детстве с папой не паяла микросхемы?
– Мне кажется, что у меня, как у каждого ребенка, было желание все разобрать, посмотреть, что внутри и собрать обратно (если соберется). Знаю, что много у кого есть истории про паяльник и папу, у меня такого не было, я же девочка, а у нас это не принято. Но если у меня будут дети, то я уже знаю, куда можно их развивать, что показывать. Это же печаль, когда тебе с сада и со школы твердят – «Это для мальчиков».
– А ты, когда выбирала профессию, сталкивалась с таким?
– Конечно. И я более чем уверена, что если кто-то из прошлых моих знакомых узнает, кем я работаю, то обязательно скажет, что это мужская профессия. Да и за несколько лет, что я живу в Академгородке, пару раз слышала мнение, что женщинам не надо в ИЯФе работать, потому что тяжело, мол, ночные дежурства. А по ночам к ребенку вставать – это легко? Слышала и то, что не надо идти на радиофизику, потому что там таскать постоянно что-то нужно. Много предрассудков, но невозможно и не нужно с ними бороться каждый день, надо просто фильтровать. И не надо слушать людей, которые тебе объясняют, как жить и что делать, это непродуктивно, неразумно, да и просто тяжело. Надо делать то, что хочется. В мире слишком много дискриминации по различным признакам, смысла на это реагировать нет. Мне удалось попасть в рабочий коллектив и в принципе окружить себя людьми, которые не скажут ничего подобного.
А поверить в себя в работе – это еще очень от научного руководителя зависит. Если научный руководитель по какой-то причине говорит, что у тебя не получится, что ты мало стараешься, что балбес, или женщина – не нужен тебе такой научрук, надо его менять. Мне повезло с первого раза. У меня несколько научных руководителей (Д.М. Черновский, А.М. Бартраков, К.С. Штро), которые учат меня уму-разуму. Все они очень трудолюбивые люди, обладающие преподавательским талантом: терпеть человека, который адски тупит, это тяжелый труд. Доброжелательно настроенный научный руководитель – это очень важно. Да и каждый сотрудник лаборатории 6.1 всегда готов помочь – с любым вопросом подойди, тебе покажут, расскажут, поделятся опытом.
– Ты одна девушка в лаборатории 6.1?
– Нет, нас двое, я и Полина Иванова.
– А на физфаке сколько вас было?
– Могу наврать в процентах, не 50% точно, но нормально, совсем не так, как 20 или 30 лет назад. Преподаватели у нас все адекватные, и я не сталкивалась с тем, чтобы кто-то был готов идти до последнего, чтобы объяснять нам, где место женщины. На ФФ все цивильно.
– Как отнеслись твои родители к выбранной профессии?
– Они меня поддержали, и сделали бы это в любом случае, что бы я ни выбрала. Вообще в этом вопросе роль семьи очень важна. Я вижу Академгородок как некоторый апгрейд, социальный лифт, который не бесплатный – и вот это как раз семейная история про поддержку, как моральную, так и финансовую.
– Ты говорила о специфике радиофизиков, но если говорить в целом об этой профессии: что объединяет всех ученых?
– В принципе, если говорить об ученом, как о собирательном образе всех, кто есть в Академгородке, сложно сказать, что это какое-то призвание, или что это люди с одинаковыми взглядами, потому что это не так. Интеллигентными назвать всех подряд тоже было бы неправильно, потому что ученый – это все-таки профессия, а не воспитание. Сложно объяснить. Несмотря на то, что физики, как правило, все очень простые в хорошем смысле слова люди, понятные, в них чувствуется какая-то тяга к прекрасному, к созиданию, к знанию. Наверное, их всех объединяет созидательная деятельность, которая ещё и связна со знанием и большим количеством приложенных усилий.
Если подытожить, то ученый – это в любом случае трудолюбивый человек. А главная специфика работы ученого в том, что он никогда не перестает учиться. Люди в 60 и 70 лет, с большим опытом, умеющие, кажется, все, точно найдут, чему научиться, иногда даже у молодых. Это бесконечный процесс.
– Если физика объясняет все, что делается в мире, его законы, может ли она стать мировоззрением?
– Может ли человек сделать мировоззрением свою работу? По моим наблюдениям все очень индивидуально, бывает по-разному. Физики, насколько я знаю, по статистике чаще всего верующие люди. Но я отделяю мировоззрение и образование с работой. На мой взгляд мировоззрение не может идеально отражать порядок вещей во Вселенной, даже если ты фэчист, достаточно тяжело представлять, как устроен мир. Да, движение вперед, исследование Вселенной, квантовая физика, теория всего – очень вдохновляющие вещи, но держать все это в голове невозможно. Кому-то в какой-то период жизни намного приятнее увести свое мировоззрение в сторону и, например, поверить в бога. Кажется, что пока я отделяю существующую реальность от того, как мне ее приятно интерпретировать, думаю, что все в порядке.
Подготовила Татьяна Морозова