«От работы физиком-теоретиком нужно отговаривать»
- 12.07.2023
Виктор Сергеевич Фадин — член-корреспондент РАН главный научный сотрудник ИЯФ СО РАН, физик-теоретик, специалист в области физики высоких энергий и автор многих работ с непонятными большинству людей формулировками. Эти работы внесли свой вклад в современное представление об устройстве микромира и вошли в вузовские пособия по физике. Ранее Виктор Фадин работал заведующим теоретическим отделом Института ядерной физики, а также — деканом физического факультета НГУ. О нем в Институте говорят — «Настоящий физик, но очень жесткий». К просьбе дать интервью Виктор Сергеевич отнесся скептически — «Зря потратите время», но все же согласился.
Портрет
C мамой братом и сестрами у плетня родного дома.
– Виктор Сергеевич, Вы родились в Ордынском районе?
– Вообще-то я не из Ордынского района. Район, в котором я родился, назывался Ирменским. До 1954 года существовал Ирменский район с центром в селе Верх-Ирмень. А потом его ликвидировали – новая власть стремится все перекроить. Президентство Медведева запомнилось тем, что он поменял часовые пояса. Так и с Ирменским районом — при Хрущеве границы районов поменяли, и он исчез.
– Вы родились в деревне, которая называется Поперечное. Что за название такое? Она расположена поперек дороги или люди там настолько поперечные?
– И люди там поперечные, да (по мнению моей жены). Я родился, собственно, в Крюково. Если посмотреть Google Earth, то можно увидеть, что рядом с Верх-Ирменью есть еще два населенных пункта — Плотниково и Поперечное. А Крюково — это часть Поперечного. Поперечное включало в себя Рязань, Тамбу и Крюково, совсем мелкие селенья. Но сельсовет был только в Плотниково. А сейчас мало кто помнит, что были такие места, все знают только Верх-Ирмень.
– В тех краях красивая природа, на реке Ирмень водятся цапли, значит, место рыбное. Вы там, наверное, рыбачили, в детстве?
– Конечно, рыбачил: и удочкой, и наметкой, и бреднем, и на речке, и на море. Когда поставили плотину, построили ГЭС, и Обское море стало заполняться, я был уже большенький, мне было лет 15. Естественно, рыбы в Обском водохранилище водилось немерено, в основном, щука и окунь, а теперь всю щуку сожрал судак.
– Вы рыбачили из необходимости или ради спортивного интереса?
– Нельзя сказать, что из острой необходимости. Но сейчас рыбаки поймают рыбку и выпустят, а для нас рыба была все-таки подспорьем. Жили, конечно, бедновато. Отец умер в 1951 году, он воевал, был ранен, контужен. До войны он был трактористом в МТС, и мобилизован был только в конце 1942-го года, так что я успел родиться. А он успел повоевать. Был награжден орденом Красной звезды, медалями «За Отвагу». Брал Берлин, освобождал Прагу, так что был награжден и медалями «За взятие Берлина» и «За освобождение Праги». Ему не было и 40 лет, когда он умер, и это, конечно, прямое следствие и войны, и тяжелых послевоенных условий. А нас осталось четверо детей, мать и бабка. Бабка была уже старая, она с 1879 — ровесница Сталина. Мать работала в колхозе, а бабка по дому и за нами следила. Мы даже звали ее не «бабушка», а «мама стара». Спустя несколько лет после смерти отца мать стала пчеловодом. Когда отец еще был живой, он собрал рой пчел, который сел недалеко от нашего дома.
Когда-то были рыбалки
Фадин, Филипченко и Чернякин
– Как это – собирать рой?
– Для этого существуют специальные устройства — роевни. Это такой ящик, у которого одна сторона сетчатая, а сверху он закрывается доской. Так вот надо эту доску открыть и аккуратно веничком смести пчел в ящик. Так отец собрал пчел, а мать помогала ему за ними присматривать и приобрела опыт, а потом стала работать пчеловодом в колхозе. А как работала? Пчел лучше держать в поле, ближе к цветам, поэтому пасека располагалась километров за 6-7 от деревни. Мать утречком туда уезжала, вечером возвращалась, а иногда посылала бабку (или нас с бабкой) вместо себя. А когда не было на пасеке сторожа, то мы с бабкой и жили там, в избушке с земляным полом и крышей.
– Вы и рыбак, и с пчелами немного управляться можете. А что еще умеете? Столярничаете?
– А то. У меня в Ключах есть домишко, вот там и столярничаю. С инструментом я кое-как могу обращаться, не профессионально, конечно, и мне нравится это: и рубанки у меня есть, и шерхебель, и со сварочным аппаратом могу управляться, и с косой.
– А на охоту ходили?
– На охоту по молодости ходил, на уток.
– С собакой?
– У меня был племянник вместо собаки. Иногда и плавал за утками.
– А сейчас ходите на рыбалку?
– Да, и в прошлом году ходил. Но рыбалка уже не та, что в старые добрые времена. Давным-давно, когда мы были молоды, большой компанией (Шеромов, Мезенцев, Корчуганов, Филипченко, Чернякин, еще кое-какие товарищи) с семьями уезжали с палатками на границу с Томской областью, на остров Еловый. Жены и дети отдыхали там, а мы рыбачили. В те благословенные времена, бывало, на одну закидушку три стерлядки разом вытаскивали. Мы с Шеромовым обычно добирались на катере, был у меня катеришко «Прогресс». И вся компания — тоже по реке, В то время развито было судоходство: по реке ходили и пароходики, и теплоходики, и «Ракеты», и «Кометы». Раньше у каждой деревни была пристань. Сейчас все порушено, так что добираемся другим способом. Да и в другом составе, ибо «иных уж нет, а те далече. О много, много рок отъял!». Я опять на катере, правда на другом, а Коля (Николай Александрович) Мезенцев со своими ребятами едут на машине, с собой у них надувные лодки с моторами, на которых они переправляются на остров.
Еще удается иной раз на Обском море порыбачить. А раньше-то мы и в Казахстане рабачили, на Аягузе и на Или, и на Дальном Востоке, на Единке в Тернейском районе и в бухте «Витязь». Да, «были времена — прошли, былинные».
Группа на острове
– А как вообще Вы из этой среды пасек и рыбалок попали в Новосибирск?
– В то время, как и сейчас, после школы молодежь обычно уезжала из села поступать в учебные заведения. У нас был дружный класс и сначала мы даже решили поехать куда-то все вместе. Договорились ехать на целину. Целину начали осваивать в первой половине 1950-х гг., а мы закончили школу в 1959 году, когда уже был спад этого движения. Написали письмо в совхоз — ни привета, ни ответа. А потом ответ пришел, но к тому времени мы все уехали в Новосибирск. Тогда был очень популярным институт НЭТИ, мои приятели туда подали заявление, и я вместе с ними. Но они не поступили, а я поступил на электротехнический факультет. Я учился на одном курсе вместе с Эдиком Купером (Эдуард Адольфович Купер — советник директора ИЯФ СО РАН). После поступления мы с ним вместе работали в деревне в совхозе, так что я знаю его с тех пор. В том же году поступал Вадим Васильевич Анашин, и еще Саша Ильин поступал, который когда-то работал в ИЯФ, но давно уже не работает. Но желания учиться у меня не было, манило в дальние страны, так что уже в октябре я бросил НЭТИ. Но в дальние страны по молодости лет я не попал, а устроился в СМУ №3 треста «Спецэлектромонтаж» и проработал там до середины следующего лета электриком, тянули мы линии электропередач по деревням. А потом узнал, что открылся новый университет, НГУ. Про этот университет говорили, что деревенским туда путь заказан. Но я решил все-таки попробовать и поступил. Оказался там, получается, тоже случайно. Но, видимо, там и было мое место.
За отдыхом после общественно полезного труда в юности
– Почему выбрали физфак?
– Ну, физфака тогда еще не было, был факультет естественных наук, а на нем специальность «физика». На нее я и поступал. В принципе, я мог бы поступить и на математику, но физика меня привлекала больше. Поступали, опять же, с одним парнем из нашей же деревни Поперечное, Борисом Дюрягиным. Мы вместе учились до восьмого класса, но в восьмом его оставили «на осень» по английскому, летом он в школу не пошел и в результате остался на второй год. Так что экзамен по английскому за него сдавал я, может, это и нехорошо, но ведь «нет уз святее товарищества». Он тоже поступал на физику, но попал на геологический факультет. Окончил университет, какое-то время работал в Институте геологии. А потом уехал на Колыму работать в тресте «Северовостокзолото» и стал в итоге там главным геофизиком — это должность такая.
– А почему с физфака Вы пошли именно в ИЯФ? .
– ИЯФ славился среди студентов. Уже одно слово «ядерная» приманивало. Среди наших преподавателей было много сотрудников ИЯФ. Лекции по физики читали Будкер и Чириков. Геннадий Иванович Димов на втором курсе вел у нас практические занятия по общей физике, Владимир Николаевич Байер читал курс теории групп, Виктор Михайлович Галицкий читал квантовую механику и вел семинарские занятия. Сначала товарищ–сокурсник Вадим Дудников увлек меня работать у Димова, заниматься у него экспериментом, но потом другой сокурсник, Валера Хозе, подбил меня заняться теорией. Возможно, именно к этому я и был больше склонен.
– Почему не захотели что-то делать руками с таким разносторонним опытом?
– Я до сих пор люблю работать руками, но головой больше. Так я стал заниматься теоретической физикой у Байера.
– Что это вообще за наука — теоретическая физика? Какие задачи она решает?
– Да всякие. У нас в теоротделе занимаются в основном физикой элементарных частиц. А вообще теоретическая физика очень широка. В знаменитом курс теоретической физики Ландау и Лифшица чего только нет. Ландау был гигант, охватил всю теоретическую физику, сейчас таких уже нет. Это естественно: область теоретической физики непрерывно расширяется, появляются новые разделы, так что неизбежной становится специализация. Хотя, по Козьме Пруткову, «узкий специалист подобен флюсу», но с другой стороны, по нему же, «никто не обнимет необъятное». Неизбежность специализации в экономике была осознана еще Адамом Смитом. В науке тоже происходит все более узкая специализация.
– Вы специализируетесь на физике высоких энергий. Почему выбрали эту область?
– Это было естественно. Ведь чем занимались первые ускорители ИЯФ? Первая задача была — проверка квантовой электродинамики. В то время она была единственной сколь бы то ни было развитой теорией в физике элементарных частиц. Физика высоких энергий — это и есть физика элементарных частиц, А теоретики, которых набирал Будкер, естественно, должны были не в облаках витать, а работать на нужды института. После квантовой электродинамики появились новые разделы теории элементарных частиц, была создана единая теория электромагнитных и слабых взаимодействий. Это было в конце 1960-х гг. А потом появилась квантовая хромодинамика, и я переключился на нее.
Калымим с Бобом Дюрягиным после поступления в НГУ
– И что это за наука за такая?
– Эта теория сейчас считается истинной теорией сильных взаимодействий. Взаимодействия делятся на сильные, слабые и электромагнитные. Есть еще гравитационное взаимодействие. В мире элементарных частиц оно суперслабое, однако в астрофизике и космологии оно играет главную роль и потому привлекает большое внимание теоретиков. Но квантовой теории гравитационных взаимодействий не существует, ее пока не удается сформулировать.
– А зачем она вообще нужна?
– Для познания мира. Теория большого взрыва была придумана для того, чтобы объяснить современное состояние Вселенной, почему она расширяется. Но на начальном этапе рождения Вселенной, сразу после взрыва, были огромные плотности энергии, шли такие процессы, которые не объясняются существующими теориями. Квантовая теория гравитации необходима для описания начальных этапов существования Вселенной.
– А в чем сложность создать такую теорию?
– Почему квантовая электродинамика долгое время была единственной работающей теорией? В квантовой теории при вычислении амплитуд вероятностей всякого рода процессов возникают расходящиеся интегралы. Рецепт устранения этих расходимостей состоит в том, что они включаются в множители, связывающие «голые» (ненаблюдаемые) параметры теории, такие как масса частицы и ее заряд, с физическими (наблюдаемыми). Это называется процедурой перенормировки. Если удается таким образом спрятать все бесконечности, теория называется перенормируемой.
Перенормируемость в квантовой электродинамике была доказана на рубеже 1940-1950-х гг., за что авторы получили Нобелевскую премию. Долгое время не удавалось таким же образом построить теорию слабых взаимодействий. Только в конце 1960-х гг. была сформулирована теория Вайнберга-Салама. Были введены некие аналоги фотона, имеющие, в отличие от фотона, массу — калибровочные W и Z бозоны. С их помощью теория слабых взаимодействий была сформулирована похожим на электродинамику образом. Похожим, но более сложным, поскольку фотон-то один, а бозона три. У Вайнберга были надежды на то, что эта теория тоже будет перенормируемой, если для предания массы этим частицам будет использован специальный механизм, предложенный Питером Хиггсом, Робертом Браутом и Франсуа Энглером. Впоследствии Хиггсу и Энглеру присудили Нобелевскую премию — «за теоретическое обнаружение механизма, который помогает понять происхождение массы субатомных частиц». Браут не дожил до этого. Потом по образцу квантовой электродинамики (но с восемью «заряженными» глюонами вместо фотона) была создана квантовая хромодинамика. В квантовой хромодинамике переносчики сильных взаимодействий, глюоны, изначально без массы. Поэтому с перенормируемостью этой теории было меньше проблем — никакой массы, никакого механизма Хиггса не надо. А в квантовой гравитации не существует перенормируемой теории, то есть такой, при которой все расходимости удается спрятать в переопределение различных величин типа заряда и массы, «замести под ковер».
Совокупность этих трех теорий (сильного, слабого и электромагнитного взаимодействий) называется Стандартной моделью элементарных частиц. А чем сейчас занимается физика элементарных частиц? Ищет отклонения от Стандартной модели. Существуют явления, которые не укладываются в рамки Стандартной модели, например, барионная асимметрия Вселенной, она известна с незапамятных времен. Можно привести более экзотические примеры, такие, как темная материя, и из чего она состоит, тоже непонятно. Вообще, эксперименты можно поделить на рукотворные и нерукотворные, Вселенную же мы не сами создали, правильно? И с последними всегда сложнее. Относительно недавно были озвучены интересные данные с новой орбитальной станции Джеймс Веббер, частично противоречащие прежним. В астрофизике открытия, можно сказать, валятся валом, другое дело, что осмыслить, да и оценить их достоверность, мне тяжело.
– Это же скорее экспериментальная наука — астрофизика.
– Правильно, но понимаете, эксперимент не такой, какие бывают на Земле: толкнул предмет на столе — он поехал. Осмысление процессов, происходящих или происходивших ранее в космосе, делается опосредованно, по косвенным признакам. Поэтому интерпретация этого эксперимента часто неоднозначна.
– Еще ведь можно наблюдать за космическими частицами.
– Темная материя никак не вписывается в Стандартную модель. Кандидатов на тёмную материю ищут, но, вообще говоря, не факт, что тёмная материя обеспечивается элементарными частицами. Вот Долгов (заведующий лабораторией НГУ Александр Долгов) недавно выступал на семинаре, так у него темная материя состоит из черных дыр.
– Вы смеетесь, потому что скептически относитесь к этой теории?
– А я ко всем теориям отношусь скептически. Как говорил папаша Мюллер: «Никому нельзя верить. Мне можно».
Премия Гумбольдта
– Расскажите подробнее о рукотворных экспериментах?
– С рукотворными экспериментами тоже не все просто. Например, эксперимент коллаборации «Muon g-2» в Фермилаб. В результате этого эксперимента с высокой точностью должно быть измерено значение аномального магнитного момента мюона. Недавно эта команда представила первые результаты. Полученное значение совпало с результатами аналогичного эксперимента в Брукхейвенской лаборатории, а вместе два эксперимента дают отклонение от Стандартной модели в 4,2 стандартных отклонения. Считается, что это может указывать на существование той самой Новой физики. Но большой вопрос, есть ли вообще эти отклонения, или исследователи чего-то не учли. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо проводить более точные вычисления и более точный эксперимент — только так.
Кстати, при проведении теоретических расчетов по этой теме используются в том числе экспериментальные данные, полученные в нашем ИЯФ на коллайдере ВЭПП-2000. Это данные по сечению однофотонной аннигиляции электрон-позитронной пары в адроны. Здесь тоже картина не настолько благостная, как хотелось бы, потому что есть определенные противоречия. На коллайдере ВЭПП-2000 действует два детектора — КМД и СНД, и их данные не вполне согласуются друг с другом. Существуют и другие эксперименты, уже не ияфовские, и между ними тоже есть отличия. А вычисления на решетке вообще противоречат этим данным. Их результат не сильно отличается от эксперимента: не на 4,2 стандартных отклонения, а на одно с небольшим, на такое отклонение само по себе никто не обращает внимания.
Еще один показательный пример — эксперимент по измерению массы W-бозона коллаборации CDF, которая работала в рамках проекта Тэватрон в США, пока его не закрыли. Они сообщили об отклонении от Стандартной модели на 7 стандартных отклонений, что расценивается как явное указание на Новую физику. Но к этому эксперименту вообще много вопросов — правильно ли интерпретированы его результаты, как были получены теоретические предсказания. Вообще, каждый эксперимент должен быть проверен. В настоящий момент планируется проведение новых экспериментов по g-2 в Японии, а также новых теоретических вычислений. Вот так обстоит дело с рукотворными экспериментами.
– Вы преподаете?
– Я читаю лекции аспирантам.
– Они загораются физикой? Увлекаются?
– В принципе да, хорошие ребята. Вы написали в своем опроснике: «Как бы Вы мотивировали студентов стать теоретиком»? На мой взгляд, уговаривать стать теоретиком — это нонсенс. Это как подманивать пряником.
– А что нужно — отговаривать?
– Вот именно.. Хлеб теоретика совсем не сладок, и уговаривать стать теоретиком вовсе не следует. Теоретик должен сам гореть желанием стать теоретиком. Раньше было популярным изречение Спартака Тимофеевича Беляева: «теоретики должны прорастать сквозь асфальт».
– Вы много преподавали, занимали должность декана ФФ НГУ. Что Вы думаете о современном образовании?
– Как говорится, сейчас вузы пытаются дать высшее образование тем, кто не имеет среднего. Конечно, всегда есть «золотой слой», небольшой процент думающих и способных ребят. Но беда в том, что он истончается из-за «размазывания» по большему числу открывающихся путей и что уровень школьной подготовки ниже, чем был раньше.
– Виктор Сергеевич, расскажите о теоротделе, что было сделано за эти годы на шестом этаже? Всегда ли, кстати, теоротдел был на шестом этаже?
– Нет, конечно. Раньше кабинет Байера был там, где сейчас планово-экономический отдел, комната 225. Рядом, в комнате 226, сидели сначала Катков, Хозе, я, потом Страховенко, Кураев, Мильштейн. Одно время там сидел и Митя Пестриков. Потом в 1970-х гг. построили пристройку, я уже был старшим научным сотрудником, и мы туда переехали, на шестой этаж
– Если бы Вы подводили итоги работы своего отдела, какие результаты Вы бы выделили?
– «Когда я итожу то, что прОжил, и роюсь в днях — ярчайших где. То вспоминаю одно и то же — 25ое, первый день». (Смеется).
– Виктор Сергеевич, Вы, пожалуйста, не отшучивайтесь, а отвечайте на вопрос.
– А что тут отвечать. Откройте сайт ИЯФ, там есть все достижения.
У Чирикова
– Но Вы какие из них выделили бы субъективно?
– Субъективно… Расставлять по значимости достижения не могу и не хочу. Наиболее близкие мне — те которые были получены у меня «на глазах», это достижения Владимира Николаевича Байера с Валерием Михайловичем Катковым и Владимиром Моисеевичем Страховенко в квантовой электродинамике во внешних полях. Конечно, динамический хаос Чирикова (Борис Валерианович Чириков — бывших руководитель теоретического отдела ИЯФ СО РАН, автор теории динамического хаоса) — это выдающееся достижение. Но здесь беда в том, что «у победы много отцов», и к теории динамического хаоса это относится в полной мере. К сожалению, имя Бориса Валерьяновича как-то теряется среди них. Наберите в Гугле «Кто создал теорию хаоса?» — и получите ответ «отцом хаоса является американский метеоролог Эдвард Лоренц», знаменитый фразой «может ли взмах крыльев бабочки в Бразилии вызвать торнадо в Техасе?». Жаль также, что первое вычисление перенормировки заряда в теории Янга-Миллса, проведенное Хрипловичем (Иосиф Бенционович Хриплович, бывший главный научный сотрудник ИЯФ СО РАН, работал в теоретическом отделе), было не осознано таковым ни им самим, ни другими теоретиками. С этой работой ситуация вообще интересная. На самом деле, это он впервые получил то, что сейчас называется первым коэффициентом бета функции в теории Янга-Миллса. Впервые получил — но не осознал этого. И, конечно, если бы он осознал смысл своего результата, то никакой тогда Нобелевской премии Гросса, Политцера и Вильчека, которую они получили в 2004 году за этот результат, и в помине не было бы. Хриплович получил этот результат за 3-4 года до них, но не осознал его смысл. Более того, он докладывал свою работу в ИТЭФ, и там она тоже не была понята, хотя среди слушателей присутствовали Окунь, Грибов и Иоффе. Как мне рассказывал потом Иоффе, уже после доклада Хрипловича, он решил посчитать бета функцию в теории Янга-Миллса, и предлагал это сделать Вайнштейну и Грибову, но они ответили, что получат то же, что в электродинамике. А результат в корне отличен от электродинамикого. В электродинамике эффективный заряд на малых расстояниях растет, а в теории Янга-Миллса — уменьшается. Аркадий Вайнштейн, который работал с Хрипловичем, тоже не осознал важности результата, хотя он специалист экстра-класса, а Грибов — вообще великий физик.
Когда я рассказываю об этом аспирантам, я делаю те же самые вычисления, что и Хриплович, и они ясно демонстрируют убывание константы взаимодействия на малых расстояниях. То есть вычисления Хрипловича были верны, но отсутствовала интерпретация, с которой его работа стала бы работой экстра-класса. Вообще все приведенные на сайте ИЯФ достижения важны и интересны. Но хочу сказать, что надо бы их «осовременить». На мой взгляд, туда стоило бы включить результаты Саши Мильштейна (Александр Ильич Мильштейн —действующий руководитель теоретического отдела ИЯФ СО РАН) с компанией по развитию квазиклассического подхода в сильных полях и Романа Ли по методам многопетлевых вычислений.
С Байером
– Расскажите о своих работах, чем Вы гордитесь? Вы вообще гордитесь своими достижениями?
– Да как сказать. Конечно, наиболее известное, это так называемое уравнение BFKL (Балицкого-Фадина-Кураева-Липатова). Но запоминаются скорее даже не сами результаты, а процесс — как они были получены, как пришло озарение — иначе это просто рутинная работа. И если говорить об озарениях, мне больше вспоминается другой результат. Обычно ведь как — пишешь, пишешь формулы — ага, вот оно! Но с работой по эффекту когерентности при излучению мягких глюонов было иначе. Я долго думал, как это излучение устроено, и однажды совершенно неожиданно для себя понял. В этот момент я был даже не на работе, а с приятелем — помогал ему по одному делу, занимался физическим трудом, и внезапно пришло решение. Когда много думаешь над каким-то вопросом, решение всплывает иногда даже в неподходящее время.
– Вы следите за развитием крупных научных проектов?
– Конечно, слежу. Сейчас в физике высоких энергий провозглашается поиск Новой физики. А как ее искать? Надо повышать энергию и светимость коллайдеров, точность экспериментов, по существу. LHC, или Большой адронный коллайдер, создавался под две идеи. Первая — это в каком-то смысле запланированное открытие бозона Хиггса, а вторая — открытие суперсимметрии. Суперсимметрию не открыли, и надежды на то, что она будет открыта в дальнейшем, остается все меньше. Потому что область разрешенных параметров очень сильно сжимается. А где Новая физика может выскочить? Да кто ж ее знает.
– 2023 год – юбилей запуска в ИЯФ первого в мире коллайдера ВЭП-1. Вы можете оценить важность этого события?
– Это был первый шаг к современным коллайдерам. Примерно в это же время, с разницей в пару недель, были запущены еще два коллайдера на встречных пучках — в США и Италии, то есть физики трех стран шли «ноздря в ноздрю». Конечно, это ознаменовало новую эпоху — эпоху встречных пучков. Была показана возможность работы коллайдера на этом принципе. Встречные пучки — это гигантский выигрыш в энергии, а чем больше энергия, тем больше событий. Этот эффект трудно оценить без понимания теории относительности. Если, например, у нас сталкиваются частицы… Где бы Вы хотели, чтобы сталкивались частицы?
– Давайте в коллайдере ВЭПП-2000.
– Давайте. Вот у нас сталкиваются два электрона с энергией 1 ГэВ на 1 ГэВ. Представьте, что они сталкиваются не друг с другом, а со статичной мишенью. 1 ГэВ — это 2х103 электронных масс. Чтобы достичь того же самого эффекта при столкновении движущегося электрона с покоящимся нужно, чтобы его энергия была больше чем 1 ГэВ не в два раза, а в удвоенное отношение этой энергии к массе электрона, то есть 4000 ГэВ. Вот что значит эффект теории относительности.
– А следующий шаг какой? Если представить, что мы дошли до предела и по энергии, и по светимости? Предел по энергии ведь уже виден?
– Как это он виден?
– Вы же не можете и дальше увеличивать размер установок?
– Почему?
– Очень дорого.
– Так это у вас не по энергии предел, а по деньгам.
– Хорошо. А если говорить о прецизионных экспериментах, они, наверное, тоже чем-то ограничены?
– Наверное, где-то есть предел. Но физики всегда будут стремиться этот предел отодвинуть, он же не жесткий.
– Виктор Сергеевич, если оглядываться назад, Вы не пожалели, что стали физиком?
– Нет, я не пожалел. Это интересная работа, и интересные люди, которые меня окружают. Вообще-то мне всегда было интересно жить. А интересные люди найдутся в любом окружении. И в бригаде, в которой я работал до поступления в НГУ — это прямо пьеса Горького «На дне»! И в бригадах по разгрузке барж, к которой я пристрастился в университете настолько, что продолжал это дело еще долгое время после его окончания. Что за люди там были! Какая палитра! «Феврали»: Делей. Качура, Коля-нос, Поп. Заслуженные мастера спорта, чемпионы СССР «Бобуля» (Борис Лаврентьев) , «Стас» (Станислав Кирсанов). Недоучившиеся студенты «Охря» , «Кисель», «Ковер», «Фанерка». Будущие «советские предприниматели» «Федор» (Александр Дудников, брат Вадима Дудникова), «Мейер» (Александр Мейерсон). Увы, все уже ушли в мир иной. Ушел и основатель студенческой бригады НГУ Евстифеев. Но жив и еще преподает в НГТУ создатель первой студенческой бригады Новосибирска Саша (Александр Эдуардович) Каспер. Эта бригада собрана была в основном из студентов НЭТИ, в ней Геннадий Николаевич Кулипанов в свое время работал. Жив и последний «бугор» уже «сборной» бригады Виталий Михайлович Андреев, выходец из НГУ. С Каспером и Андреевым у меня до сих пор сохранились дружеские отношения.
Конечно, в профессиональном окружении нет такого разноцветья. Преобладают люди благопристойные. Но мне везло на интересных, ярких, самобытных. В общем, хорошо, что я стал физиком.
– Спасибо за разговор. Я получила большое удовольствие.
– Съешьте вот конфету, еще больше удовольствия получите.
На Ключах
Материал подготовила Алла Сковородина
Фото из архива Виктора Сергеевича Фадина